quod-sciam написала письмо себе двадцатипятилетней. Но оно подходит всем

Едва ли ты обратишь внимание на то, что я тебе скажу.
Ты сейчас или очень несчастна — вот совсем, в клочья, как могут быть только молодые, до сидения на полу в углу, глазами внутрь, — или ещё хуже счастлива, есть такое нехорошее счастье, а-будь-что-будет, слепое и отчаянное, без надежды. Что бы ни было, ты, угрюмая девочка, опять заперта внутри собственной головы, сама себя заперла: радости ты хочешь страстно, тоскуя по ней каждой клеточкой — но заведомо отвергая её, саму её возможность. Недостойна, кто ты вообще, да разве можно было надеяться, всегда готовься к худшему, потому что сбудется только оно.

читать дальшеОно и сбывается, снова и снова, скажешь ты, предъявляя обстоятельства.
Дело, однако в том, что ты слишком стараешься, чтобы оно сбылось — вот этой своей болезненной верой подпихиваешь события, заклинаешь, выманиваешь, чтобы потом убедиться: ничего хорошего быть не может, дали ненадолго, скоро отберут, вот, уже отобрали. Жизнь ходит за тобой и пытается подарить то леденцовую лошадку на палочке, то печатный пряник, то горстку орехов, то яблочко, то плат узорный... то, да-да, цветочек аленький, краше которого и в свете нет, но ты убираешь руки за спину и отступаешь на шаг назад, нет, не надо дразнить, я же знаю, что это не мне, что мне не бывает.

Можешь обижаться на меня, бронированного ящера, бедная ласточка — из трусости, упрямства и привычки к подведёрной рефлексии ты уродуешь всё.
Ключ от твоего счастья, — тебе ведь всё кажется, что тебя не пускают, хотя что им, сильным и прекрасным, стоит, всего-то!.. — ключ этот висит у тебя на шее, как в детстве, а ты всё ждёшь, когда тебе откроют, когда откроет кто-то другой, мы с тобой знаем, кто, и горько плачешь, потому что он этого не делает. А он и не может, что ему — дверь, что ли, ломать?.. тем более, что дверь тоже у тебя в голове, как ни обидно.

Я не умнее тебя, нет, я просто чуть больше видела — и чуть страшнее узнавала новое о себе и мире.
Разумеется, я не стану тебе рассказывать, что с тобой будет дальше, поскольку верю, что всё случившееся было неизбежно, но. Больнее тебе будет — много больнее, настолько, что всё нынешнее не покажется, а на самом деле станет стыдной блажью, панской хворобой, надуманным терзанием. Счастлива ты тоже будешь — не там, не тогда и не в том, брось предполагать, ты ошибёшься практически во всём. По большому счёту ты ничего, ровно ничего не знаешь пока, так что убери с лица эту трагическую гримаску, попробуй научиться быть честным дураком, отважным дураком, щедрым дураком.

Вдруг получится, кто знает, постарайся вылезти из-под ведра, выйти из каземата, ключ всегда был у тебя.
И прими пока на веру, потом убедишься: ты не жертва и не объект своей жизни, пока ты так думаешь, она проходит — безвозвратно.