Убирала сегодня елку и рассматривала старые елочные игрушки. У нас есть по-настоящему раритетные: вручную расписанные космонавты еще, возможно, из докосмической эпохи, потому что принесены от бабушки, а костюм у космонавта довольно странный. Есть несколько пенопластовых игрушек, их тоже уже давно не делают: народы СССР в национальных костюмах, барашек и опять же космонавт. Кукуруза - не иначе отголосок хрущевской эпохи. Матрешка с наполовину стертым лицом. Эти игрушки, конечно, уже давно не вешаются на елку, даже в детстве моем не вешали, кроме, может быть, хорошо сохранившейся кукурузы. В детстве они казались некрасивыми, старыми. Теперь - слишком уж выбиваются из остального современного сопровождения. Но хранятся. Это один из отголосков детства, даже не моего, а родителей. Ну и моего, конечно. Потому что стеклянные шарики на елку были дефицитом и купленные по случаю сохранились с начала восьмидесятых. Пара-тройка новых игрушек, конечно, покупались каждый год, за исключением трудных девяностых, когда любимый праздник тесно был привязан к получению давно ожидаемых родительских зарплат, не выдававшихся по нескольку месяцев. Помню, как 31 декабря папа отстоял огромную очередь за авансом, а я еще сердилась на него, что могли ведь и не дать.

читать дальшеЯ застала то время, когда елка украшалась самодельными бумажными фонариками, причем простейшими. Детский сад и почти вся школа, кроме старших классов. Хотя в детском саду это было в меньшей степени. Во-первых, малы еще для рукоделия были, во-вторых, у нас был ведомственный фабричный садик, в котором были самые хорошие новые игрушки и замечательные подарки. Впечатление от первого школьного новогоднего подарка было "И это все?.." Когда мы учились в нулевом классе (мы были какой-то экспериментальной группой с системой обучения 0-2-3-4 в начальной школе) родители устроили нам новогодний сюрприз. Учились мы при садике, но в отдельном здании, и на разные занятия вроде ритмики и пения ходили в основное. И вот во время одной такой предновогодней прогулки мы встретили Деда Мороза. Вы не представляете какое это было чудо встретить его не утреннике, а вот так просто. Это же значит, что он не сказка, что он взаправду и вот тоже готовится к Новому году. На память об этой встрече Дед Мороз подарил каждому большой стеклянный шарик. У меня был красный и просто огромный, как мне казалось, раза в два больше, чем все остальные игрушки на домашней елке. О, я ходила возле него и даже, кажется, пробовала на вкус. На одному боку у него был снежный цветок. Шарик радовал меня несколько лет, а потом исчез. Правда, я не помню, чтобы он разбился, но его нет в коробке с игрушками.

Еще ожидание Нового года всегда приходило с украшением к празднику. Улицы, группу и класс в начальной школе украшали, правда, не только к новогодним торжествам. Еще было, конечно 23 февраля и 8 марта, 1 мая и 7 ноября. К первомайской и октябрьским демонстрациям на домах вывешили красные флаги, зажигали висящие через главные дороги разноцветные лампочки и эмблемы серпа и молота. Они, кстати, только лет семь как убраны с главных улиц, но не зажигали их давно. Все это казалось очень красивым и добрым. Вот мы едем с папой от бабушки на велосипеде, а на домах красные флаги, по Фестивальной до Большевиков, а в конце улицы на домах огромные плакаты с поздравлениями и тут же плакат, призывающий быть осторожнее с огнем. А мы поем песенку Наф-Нафа "Я на свете всех умней,всех умней, всех умней, дом построил из камней, из камней, да!" Громко поем! А потом мы идем на демонстрацию, у меня в руках шарики: зеленый круглый и розовый длинный ребристый, и зеленый шарик я отпускаю в небо. Я и розовый отпустила бы, но он не летит почему-то.

Работает буфет и мы идем туда, где нам покупают любимые песочные пирожные с глазурью и маленькие шоколадки "Крейсер Аврора". Буфет работает в большой школе, я там бываю очень редко, но знаю, что скоро там буду учиться. И пить из фонтанчиков, устроенных в коридорах на каждом этаже. Пока я не достаю до них и с завистью смотрю, как Лариска пьет. А потом она (или мама, или папа) поднимает меня и я тоже пью. Лариску весной приняли в пионеры, она ходит в школу в белой рубашке с вышитым пионерским костром и серой юбке. А летом в первый раз едет в пионерский лагерь, куда мы ее провожаем все, она такая гордая, едет с дипломатом, который выпросила вместо школьной сумки. Лето 1990. Первого сентября я иду в школу, правда пока не в большую, а в нулевой класс при садике, но все школьные атрибуты кроме оценок у нас присутствуют. В качестве отметок у нас разные красивые картинки, которые делают первая наша учительница Елена Петровна (в нее я влюбляюсь сразу и бесповоротно, но липнуть к ней как остальные наши девочки мне кажется неудобным) и родители. К концу первой четверти этих картинок у меня накопилась большая коробка из под тульского пряника, привезенного дедушкой из Йошкар-Олы. Собирание таких картинок вылилось в страсть и первым делом пострадали любимые детские книжки, из которых они вырезались. Понимание того, что книжка безвозвратно испорчена пришло с умением читать и родительским наказанием. Потом будет еще одна варварская страсть, связанная с книгами, классе в четвертом я отрывала у прочитанных книг уголки страниц. Даже библиотечные книги меня не останавливали.

Нас принимают в октябрята и дарят открытки с ленинскими заветами. Мы дружно рассказываем стихи "Мы веселые ребята, потому что октябрята", разбиваемся на звездочки и с помощью вожатых рисуем стенгазеты. На переменах еще одна любовь - резиночки. Допрыгать до третьего уровня! Каждую неделю мы всем классом с Еленой Петровной ходим в детскую библиотеку и я понимаю, что это же книжное царство! С библиотекой тоже связана история. Но это уже второй класс. На какой-то из уроков чтения нам нужна была сказка "Заяц-хваста". Я взяла ее в библиотеке, причем почему-то не в школьной, а именно в поселковой. И потеряла. Маме сказать побоялась, и во время классовых походов вдохновенно врала, что в следующий раз обязательно верну. А потом просто перестала ходить туда. Посещение библиотеки до этого было еженедельным, потому что находилась она на другом конце поселка, но рядом с общественной баней, куда мы ходили на выходных. Мама удивлялась, но особо не настаивала, потому как книжек и дома было много. Прострадав так где-то месяц (дома есть, но в библиотеке ведь то, чего дома нет! Джанни Родари с картинками, Незнайка, Буратино!) я сделала ход конем. Нашла в школьной библиотеке несчастного этого "Зайца-хвасту" в этом же издании и оформлении взяла и, решив, что без школьной библиотеки я как-нибудь проживу, отнесла в детскую поселковую. А ее не взяли - штамп-то не тот. Вот тут разочарование достигло своего предела и пришлось все рассказать маме. Дело решилось очень просто: после маминого разговора с библиотекарем я вернула им книжку "Горшок каши" в счет долга и все закончилось хорошо.

В третьем классе нас решили в пионеры не принимать и отменили школьную форму. Все-таки был уже 93-й. Летом начались очереди за хлебом, когда мама отправляла меня в пекарню с утра, а через два часа бежала узнавать, где же ребенок, а я к тому времени только подходила в очереди к дверям. Очередь шла через дорогу и заворачивалась кольцом у остановки. Хлеб был горячий и непропеченный внутри, но с такой вкусной корочкой, что донести его целым до дома не было никакой возможности. Папа перешел работать с каландров на размол, куда привозили макулатуру. Наша библиотека пополнялась совсем новыми книгами, не распроданными тиражами. Но и старыми тоже. На выходных за продуктами ездили на Луговую. Это в Коминтерне, одном из районов Кирова. Но тогда она почему-то как город не воспринималась. Луговая и Луговая. Там был огромный в моем понимании магазин с самообслуживанием. Тогда это была редкость. Меня брали нечасто, но я помню металлические корзины и на удивление не пустые полки. Потому-то туда и ездили. Привозили котлеты, сыр, творог - то, что у нас в поселке появлялось редко. Но и у нас совсем пустых магазинов я не помню. Молоко и сметана продавались на развес. И это противное ощущение, когда ты идешь из магазина с трехлитровым бидоном молока, а он качается и молоко плещется из-под крышки на ноги и на дорогу. Останавливаешься, ставишь бидон на асфальт, потом тихонечко берешь его снова. Из сладкого были кукурузные палочки, пряники-бананы, лимонные вафли и конфеты-помадка. И вроде так и надо было. Казалось, что вкуснее свежей помадки с белым хлебом и молоком может быть только сгущенка. И тут еще одна история: сгущенное молоко тоже продавалось на развес. И однажды бабушка купила его целую пол-литровую банку. Дала попробовать и убрала в холодильник. А ночью мне прямо нестерпимо захотелось еще ложечку. Я встала, взяла ложку, открыла холодильник и нашла банку с чем-то белым внутри. Зачерпнула и меня даже не смутила несколько иная консистенция содержимого. Сунула ложку в рот и быстро проглотила. В банке был жир. По-моему, гусиный, но может быть и какой другой. Так сгущенка на несколько лет перестала быть любимой сладостью. Даже при взгляде на что-то белое в стеклянной банке меня еще долго мутило. На этой печальной ноте и заканчивается одна из серий телефильма "Воспоминания"