1.
Каждое сердце – чей-то уютный дом:
Шторы на окнах, вытертый коврик под дверью,
Свет до зари и тот, кто в тебя поверит,
Тот, кто не вспомнит о прошлом и о другом,
Тот, кого ищешь, тот, кто не будет мерить
Сердце твое шагами, пристально вглядываться в углы.
Тот, кто, конечно, знает – смерть на конце иглы –
И потому отпускает утку в серые небеса.
читать дальшеТот, кто всегда будет смотреть в глаза
И улыбаться.
Разные здания наши сердца:
Кому достается подвал, кому – небоскреб
Этажей под двадцать.
2.
Она, молча, заходит в дом, сегодня опять одна.
Лампа дневного света, моргнув, становится белая как стена.
Ну одна и одна: не пряник вам и не кнут.
Она больше не плачет и не поет себе тризн,
Она, слава Богу, переросла этот глупый инфантилизм:
Мол, ее все оставили, чтоб вместе не утонуть.
Только кажется, будто каждый не приходящий более
Забирает частицу дома: дверную ручку, кусочек толи,
Рассыпающуюся красную черепицу…
Она ждет – унесут последнее, что же тогда случится?
Иногда не берут ничего, но змеятся трещиной в потолке.
А она – непрактичная, никогда не сможет всего исправить:
До сих пор хранит деньги в жестянке или в чулке –
Их легко найти. Только те, кто приходят, видно не знают правил.
Она закрывает дверь: пружина выводит стон.
Ей снится какой-то нелепый сон.
3.
Странный город – сборище из ненужного,
Словно свезли дома с разных времен и стран.
Трейлерный парк сердец, их тут не меньше дюжины:
Мокнут, ржавеют, сыплются и саднят от ран.
Она смотрит на них сквозь металлическую решетку,
Пальцы цепляют проволочную дугу.
Смотрит и слышит тихий, но четкий шепот:
«Я так берег их, но больше я не могу».
Дома надсадно скрипят: сквозь форточки или трубы,
Как люди, таящие боль. Ветер становится грубым,
Соленым, как после сдерживаемых слез.
И вот тогда она понимает, что это всерьез.
Когда раздается взрыв, она почти не пугается,
Только видит, как на домах обвисают ставни,
Сыплется штукатурка, крошатся камни…
Так умирает сердце, бывшее чьим-то славным,
Очень живым приютом…
Взрыв еще долго слышится ей салютом.
Она ведет по груди: «У кошечки не боли…»
Сжимая в руке горсть выжженной, черной земли.
4.
Она просыпается будто в горячке или пьяна,
В груди у нее – война, в голове – война, и вокруг война.
Но кроме нее никто ничего не видит: невидима, неслышна.
Она глухо дышит, чувствуя – вокруг сгущается тишина.
А тот, кто поможет, сегодня устал и глух.
Но все же она надеется, вся превратившись в слух,
Что вот не поздно еще, в сердце раздастся стук…
И в дверь стучат. И жизнь начинает круг.