- Слушай, а у тебя когда-нибудь это было? Ну чтоб серьезно?
Любка по привычке тараторила, перескакивая с темы на тему. Вот, кажется, еще только что говорили, что через неделю она вернется домой насовсем – учебный год в ее санатории заканчивался так же, как и в обычной школе. Наконец-то, Любкин смех раскатывался горошинками, а то она в эти зеленые стены скоро плевать начнет – и вот резко съехали на другое.
6.
Серьезно? Это как? Катька опустила глаза. Черт, даже как-то стыдно… Нет, для Катьки не были тайной взрослые отношения, она б много могла порассказать романтическим дурочкам, но говорить об этом даже с Любкой, зная, что та не разболтает кому попало, не хотелось. Катька усмехнулась, вспомнив, как в школе учителя произносили слово «секс» через «е», внутренне каждый раз подбираясь, покрываясь румянцем, особенно заметным, почему-то, на шее.
- Ну… А у тебя?
- Так нечестно, я первая спросила!
- И что?
- Господи, как с тобой трудно… Что так трудно сказать, что никогда не влюблялась? Честное слово, из тебя слова, порой, выгрызать приходится!
Катька рассмеялась: надо же, она себе уже черт знает что напридумывала и даже то, как на это черт знает что отвечать, а тут, оказывается, все просто. Ох, Любка, с ней не соскучишься, иногда такая серьезная-серьезная, а иногда ребенок, не лучше Ксюхи.
- Один раз. (Ага, и было это в первом классе, и вся любовь сводилась к поделенным пополам конфетам, которые ее герой, кажется, килограммами из дома таскал). Ну… Он был такой…
Но Любка ерзает на месте, толком и не слушая. Понятно, значит, весь этот разговор только предлогом был. И вид у той дурацки-мечтательный, все – уплыла. Катька щипком возвращает подругу на землю.
- Колись, давай уже, чудо природы!
Любка мгновенно заливается краской. При ее волосах зрелище то еще живописное, похоже, что она сейчас загорится, вспыхнет, как тысячеваттная лампочка.
- Да ну, глупости это все! Я и видела-то его пару раз. Нет, ты не думай, что я совсем дура какая… Просто парень симпатичный. Он к нам в санаторий приезжал, у него сестра там, кажется. Только это в другом отделении, где мелкие учатся. В общем, это еще зимой было. Меня нянечка снизу вызывает, к телефону, мол, мать звонит. Ну я бегу, по лестнице, а на первом этаже пол уже помыли, а линолеум скользкий… Короче, подкатилась, думала, все, шею себе сверну, добегала… Но ничего - упала на коленки, удачно так, даже синяков потом не было. И стою я, значит, на коленях, а передо мной – кроссовки. Обычные такие, уже потрепанные. Глаза поднимаю – а там он. Отличное начало знакомства! И ехидно так говорит: «Девушка, может, мы сперва познакомимся?» Я чуть со стыда не сгорела. Сбежала, даже не помню, о чем с мамой разговаривала. Выхожу из канцелярии, где телефон, а он в коридоре сидит, ждет, наверное, вечернего приема. А мне же, чтоб в палату уйти, надо на второй этаж подняться, а значит по коридору переться. Мимо него. Ну, иду, как будто мне все равно, а коленки болят, все-таки рухнула не слабо. Прохожу, а сзади «И какая-такая любовь?...» Блин, думаю, откуда он знает, как меня зовут? Выспросил что ли уже у теть Маши, нянечки нашей? Так она вроде на втором этаже сейчас, пол моет. Оборачиваюсь:
- Что?
- Какая, - спрашиваю – любовь Вас к телефону несла?
На «вы» обращается, представляешь? Одним словом, странный. И не ко мне вовсе, а так.
- Никакая. Мама звонила.
- Может, Вы все-таки скажете, как вас зовут? Не каждый день мне девушки под ноги падают…
Я хотела съязвить что-нибудь, типа, лучше бы ты ближе стоял, тогда б падать мягче было, но язык словно присох. Ну почему, почему когда надо, все мысли неизвестно куда деваются, а после, так пожалуйста?!
Короче, я развернулась и поскакала на своих подбитых ногах по лестнице. Думаю, что еще с тобой разговаривать, итак дура-дурой. Так нет вынесло из третьей комнаты Наташку: «Любка, - кричит – давай быстрее, скоро ужин, а потом ты мне погадать обещала!» Дура! И сзади этот смеется:
- Все-таки, Любовь!
Кошмар, в общем.
Любка замолчала. Катька сидела, задумавшись. Счастливая Любка, все у нее как и должно быть, ну, может, чуть смешнее, чем обычно. На то она и Деловая Колбаса. Не то, что у нее, Катьки, все шиворот-навыворот.
С Сашкой они помирились, гуляли раза три, но просто гуляли, даже за руки не держались. Говорили о чем-то простом, а больше - молчали. Катьке иногда казалось, что хоть они и вместе, но между ними стена, прозрачная и небьющаяся. И наверное, эту стену Катька сама и выстроила. Сашка как-то попробовал ее за руку взять, она отшатнулась, не знает сама, как так вышло, ведь ей хотелось, правда, хотелось, почувствовать себя хоть на минуту обычной девчонкой, которая гуляет под ручку с симпатичным парнем. Но им только руку дай, так они еще что-нибудь отхватят… Сашка больше попыток не делал. Так и гуляли. А спать стало совсем невозможно. Катьке казалось, что она проваливается в какой-то душный, дурманящий водоворот, полный откровенных картинок, еще покруче, чем в журналах, которые девчонки рассматривали на переменах в женском туалете.
- Кать, тебе неинтересно, да? – Любка нервно теребила край футболки.
- Почему же... Нормальный такой парень.
- Ты знаешь, я ведь и рассказать о нем никому не могу. Да не только о нем. Ты вот с матерью о таком разговариваешь?
Катька молча мотнула головой. Ей, вообще-то, и не хотелось рассказывать кому-нибудь что-то большее, чем то, что и снаружи было видно Хотя, наверно, если расскажешь, должно стать легче. Но Катька пока не могла преодолеть ту черту, за которой можно говорить обо всем. Вот Любка, наверно, поняла бы. Она, вообще, хорошая. Катька поначалу еще удивлялась, что они так быстро сошлись, а теперь поняла. Вот вроде она и из нормальной семьи, благополучной, как выражались в школе, а одинокая, еще, пожалуй, похлеще Катьки. Может, это потому, что последнее время она почти не жила дома, может потому, что Любка в семье была последышком. У нее с сестрой почти что двадцать лет разницы, у Любки племянники-близнецы младше ее года на четыре. И мать уже немолодая. Той все казалось, что не справляется она с воспитанием младшей, боялась, что Любка, насмотревшись на сверстников, начнет «куролесить», как она выражалась. Поэтому и держала, как могла, ее в ежовых рукавицах. Хотя не в возрасте же дело. Вот у Катьки мать и молодая, по сравнению с Любкиной, но тоже вряд ли поймет.
- Я его еще пару раз видела, - Любка сцепила руки на коленях. Его зовут Рустем, и ему скоро семнадцать. Хотя тоже еще в десятом. Они откуда-то приехали три года назад, как он сказал. Откуда-то с юга. Почти сбежали, в три дня, говорит, собрались и уехали. Немного пожили у родственников в городе, а потом переехали, он не сказал куда, но, думаю, где-то близко, наверное, в райцентр, потому что сестру он навещал почти каждый день. И он два года в одном классе учился. Сестра у него хорошенькая, маленькая еще, черненькая, глазищи в пол-лица. И смеется, как колокольчик звенит. Гуля зовут, но правильно - Айгуль. Красивое имя. И он красивый, - Любка легонько вздохнула, – не то что я…
- Ты тоже, - Катька погладила ее по плечу.
- Ага, и рыжая.
- И что? Рыжие, скажешь, не бывают красивыми? Ну давай выкрасим тебя в черный.
- Ага, и мамка потом нас вместе под замок посадит. Хотя нет, тебя не посадит. Катя, как она мне говорит, серьезная девочка, у нее голова на плечах, а у тебя – ветер гуляет.
Катька улыбнулась: это у нее-то голова на плечах?.. Да уж, хорошо, что взрослые обращают внимание только на то, что в глаза бросается.
Был ли Сашка красивым? Наверно. Катька не могла точно сказать. Просто он не был ни на кого похож. Что Катьке больше всего в нем нравилось, так это глаза. Они могли быть разными: злыми, как в первую их встречу, насмешливыми, как в вечер, когда они помирились, Катька не видела, какими они были во время их прогулок, потому что почти все время вообще старалась на него не смотреть, чтоб он чего не подумал. В ее же глазах не отражалось ничего. По крайней мере, так ей казалось, когда она смотрелась зеркало.
- Нет, правда, с чего ты взяла, что ты некрасивая?
Любка задумчиво накручивала на палец прядь волос.
- Ну так, сказала же уже – рыжая. И веснушки эти.
- Дура ты, Деловая Колбаса, вот, что я тебе скажу. Иногда, прям вообще.
- Тебе легко говорить…
- Ну да я от красоты прям не знаю, куда деваться.
Любка, как будто так и надо, продолжила разговор совершенно с другой темы:
- Слушай, а ты на дискотеку пойдешь? Ну которая в честь летних каникул?
- Не знаю, нет, наверное. Что там делать?
- А я бы сходила, только я в пятницу не приеду еще. Документы надо будет забирать из санатория, мамка приедет, уже и с теткой какой-то договорилась, что у нее переночует. Зато потом – домой, наконец-то, знала бы ты, как мне в этой больнице надоело!..
Любка чуть замолчала:
- С одной стороны. А с другой – я же, получается, больше его не увижу.
- Ты же говорила, что он – местный. Ну недалеко где-то живет.
- Но я же не знаю, где именно. Ты предлагаешь по всем поселкам проехаться и спрашивать, не живет ли у вас такой-то?
- Нет, еще есть вариант – упасть с лестницы и остаться в санатории еще на год.
- Ну уж нет, только не это.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Катька встала, отряхнула штаны от ненароком прилипших травинок. Сама не заметила, как два часа пролетело. Протянула Любке руку:
- Пошли уже, Ксюха там уже, наверно, мать с ума свела. А ей еще на работу идти.
Причины.Такая любовь
- Слушай, а у тебя когда-нибудь это было? Ну чтоб серьезно?
Любка по привычке тараторила, перескакивая с темы на тему. Вот, кажется, еще только что говорили, что через неделю она вернется домой насовсем – учебный год в ее санатории заканчивался так же, как и в обычной школе. Наконец-то, Любкин смех раскатывался горошинками, а то она в эти зеленые стены скоро плевать начнет – и вот резко съехали на другое.
6.
Любка по привычке тараторила, перескакивая с темы на тему. Вот, кажется, еще только что говорили, что через неделю она вернется домой насовсем – учебный год в ее санатории заканчивался так же, как и в обычной школе. Наконец-то, Любкин смех раскатывался горошинками, а то она в эти зеленые стены скоро плевать начнет – и вот резко съехали на другое.
6.