ничего нового, развлекаюсьВсе начинается как в старом заезженном фильме:
Фермерский грузовик, армейские сапоги, покрытые пылью,
Попутчик скалится в тридцать два, просит подкинуть до Аризоны,
Мол, у него там ранчо, жена, сынишка, он говорит без умолку покуда миля за милею
Старенький бьюик петляет среди пустыни.
И вроде все хорошо. Вот только в глазах его что-то стынет,
Ну как тоска и страх, а вдруг его там не ждут… Одет он, прямо скажем, не по сезону,
Не спал, по виду, больше полутора суток… Шофер ошибся: Мэтью не спал три дня:
Врач из армейской больнички сказал, такое бывает – раны внутри намного дольше саднят.
Но все пройдет, все, в общем-то, излечимо – нужно немного времени и покой.
Еще бы эти косые взгляды убрать, беспричинные, а то прилипнут, попробуй потом их смой.
А, в общем, к черту, пусть наблюдают, Мэтт, наконец-то, вернулся домой.
Остановился в конце подъездной дорожки, зачем-то проверил почтовый ящик,
Боль, что его преследует, не то чтоб утихла, но стала нежней и слаще.
Все так знакомо: синяя с белым дверь, кое-где краска потрескалась,
Розовый куст, за домом скрип деревянных качелей – он словно всплески из
Прошлого, другой, настоящей жизни. Той, что он посчитал начисто выжженной.
Снова… и затихает. Кто же там, интересно? Дженнифер?
Он огибает угол, двигаясь лишь по звукам, вот еще шаг и будет готов ответ,
Отгадка опередила, она обнимает его за шею и выдыхает: «Мэтт…»
Глупое платье в горошек, пряди волос по шее – и потихоньку уходит из тела дрожь вся,
Когда она смотрит в глаза и, улыбаясь, шепчет: «Я знала, что ты вернешься».
Пару минут Мэтт щурится, будто не узнает, ищет что-то в небесной выси,
Чтобы шутливо ответить: «Когда ж ты успела так вырасти, Лиззи?»
У Лиззи сегодня удачный день, она решила еще до Мэтта:
Хватит грустить о несбыточном, пора понять, что на улице лето,
Осталась пара недель до школы, и надо бы им насладиться,
А не корить себя вечно за то, что влюбилась в мужа беспутной старшей сестрицы.
Хоть Дженни, как оказалось, Мэтью совсем не нужен:
Она вполне счастлива с Дэйвом, своим новым мужем,
Стирает ему рубашки, готовит обед и ужин.
И месяцев через пять у Лиз появится новый племянник,
А ей еще с Билли обрыдла роль младшей сестры и няньки.
Вообще, Дэйв – нормальный мужик. Только у Лиз холодеют пальцы,
При встрече без никого. И Дженни лучше не знать, как он на нее пялится,
Если платье слишком открыто, или там юбка короткая…
Мэтт же в собственном доме остался только на фотках и
То на тех, которые Лиззи спрятала, когда сестра решила, что да, пора,
Она устала без сильных рук, мол, муж не оставил ей выбора.
Да и вообще, от Дженни лучше не ждать добра.
Первым желанием Мэтта, как только Лиз ему все рассказала,
Было ворваться в кухню и убедиться, что это ложь:
Дженни прикрыла живот руками, одними губами крича: «Не трожь!»
Как будто бы у него поднялась рука на самое дорогое…
На Мэтью хоть места нет, чтоб клеймо поставить, но женщину бить он никогда не станет.
Осталось одно – собрать вещички и двинуться до вокзала.
Вот только Лиз никак не оставит его в покое.
Все ходит за ним как тень и ноет – не уезжай,
Не понимает, дурочка, что не выжить, если в спине кинжал,
Да у него и без этого ран хватает… Тогда, говорит, я поеду с тобой.
Последнее, что Мэтт помнит, до того как сроднился с Дэниэлсом:
Их последняя фотография с Дженни аккуратно обрезана слева:
Остались она и Билли. Мэтт думает, лучше б меня убили.
Открыл кукурузное виски под ближайшим к дороге деревом,
Думал, что будет легче, проще, когда все уйдет в туман,
Видно, совсем дела скверные, если из собеседников лишь луна.
Утром очнулся на заднем сиденье форда.
– Я тут подумала, что никогда не была во ФлОриде. Ты же туда собрался?
У Мэтта во рту слюна, как комочки слизи.
– Какого черта тебе неймется? Ты больше мне нравилась маленькой, Лиззи.
Это случилось в пустом придорожном мотеле.
Они сняли семейный номер, парочка разгильдяев,
Сошли за молодоженов для не щепетильных хозяев.
Лиз битый час пропадала в ванной, твердя одно: ты этого и хотела,
Это же он, самый любимый, родной на свете,
Ты же себе обещала, что если спать так уж только с Мэтью.
Так что нечего тут стоять и зубами клацать…
И да, говори ему, что тебе почти восемнадцать.
Наутро в глазах у Лиззи можно увидеть весь свет,
Да, это самая ценная из ее побед.
Вот только надо забыть, как Мэтт дышал «Дженни» на шею ей,
Но был-то с ней… Внутри от этого больше сотни огней,
Она целует его в висок, испытывая восторг.
У них есть еще неделя и дорога, ведущая на восток.