Максим Щербаков
он звонит ей, не часто, но, в принципе, регулярно,
как порядочный сын, он спешит проявить заботу
у неё васкулит — бич артерий и капилляров
он звонит ей как минимум в понедельник,
а также в среду, и несколько раз — в субботу.

говорит ей: привет, ма, всё ок, выхожу с работы
да, немного устал. кашель? нет, тебе показалось...
новый год — у вас, как условились. ма, не дави на жалость.
ма, в компьютерах нет радиации, я не ослеп, ну ма, ну что ты...

в раздражении обрывает звонок — реально достали
душит кашель. назло закуривает сигарету
почему — он думает, — почему мне всё детство лгали?
не ходи, говорили, за теми, кто посулит конфету —
я ходил, мне их дали целый кулёк и нисколечко не убили,
даже бегал по дому в одном носке — и никто, ведь никто не умер

засыпал с конфетою “каракум” за щекой и думал о кара-куме
и не подавился во сне. а когда в классе градусник раздавили

я не слёг с тошнотой, надышавшись парами ртути.
и гулял без шапки зимою назло простуде!
а ещё я переступал через светку
(выросла дура),
наступал на люки
(опять-таки, без летальных исходов),
недоеденный хлеб бросал и перекривлял уродов,
нюхал лютики
(не ослеп, конечно),
и показывал на себе
(после фильмов “Чужой” и “Нечто”).

в этих россказнях взрослых всегда было мало толку
как во фразе “не вытирайся чужим полотенцем”
да, ещё был один кошмар — не наступить на иголку,
потому что иголка по венам мгновенно дойдёт до сердца.

почему, — он думает, — большие люди так безобразно врали,
а реальность ходила за нами тропой окольной.
говорили — укольчика не почувствуешь. на.бали
весь 4-й “А” на пробе манту — даже старосте было больно.

как легко, — он думает, — заявить с серьёзною миной:
слушай, будь реалистом, сынок. и про светку: не нашёл в лесу леса.
как легко наступить разношенным тапком на кубики дочери или сына
и случайно сломать пирамидку, амбиции, раскидать по ковру
сердечные интересы.

не витай в облаках — говорят за вечерним чаем,
позволяя витать где угодно, лишь неба кроме.
как легко, — он думает, — мы им это прощаем.
достаёт мобильный и набирает последний номер.

говорит ей: послушай, ма, извини — нервишки
всё нормально, угу, в порядке, ага, обедал,
переехали, кстати, снимаем “двушку” у вышки,
да, практически центр, пять минут — и проспект победы.

разговор завершается в пляшущем ритме скерцо,
он смешит её, шутки остры, как скальпель...
а иголка, пройдя, наконец, аорту,
дошла, наконец, до сердца.
в тот же миг, как он наступил на трещину
на асфальте.

"Знамя". Мало, но отлично вообще.